Дорогие товарищи! Горячо приветствую вас с выходом в свет первого номера вашего издания. Испанская коммунистическая оппозиция выступает на арену в исключительно благоприятный и столь же ответственный момент.
События переживаемого Испанией кризиса развиваются пока с замечательной планомерностью, которая предоставляет пролетарскому авангарду известное время на подготовку. Но вряд ли это время будет очень продолжительным.
Диктатура Примо де Ривера свалилась без революции, силою внутреннего истощения. Это значит, другими словами, что на первой стадии вопрос был решен болезнями старого общества, а не революционными силами нового. Это не случайно. Режим диктатуры, который не находил в глазах буржуазных классов дальнейшего оправдания в необходимости непосредственного подавления революционных масс, пришел в то же время в противоречие с потребностями буржуазии в области экономической, финансовой, политической и культурной. Но буржуазия изо всех сил и до последнего момента уклонялась от борьбы; она дала диктатуре догнить и пасть, точно червивый плод.
После того, как это совершилось разным классам, в лице их политических группировок, пришлось занимать открытую позицию перед лицом народных масс. И вот мы наблюдаем парадоксальное явление. Те буржуазные партии, которые, вследствие консерватизма, отказывались от сколько-нибудь серьезной борьбы с военной диктатурой, теперь возлагают ответственность за последнюю на монархию и объявляют себя республиканцами. Можно подумать, в самом деле, что диктатура все время висела в воздухе на ниточке, привязанной к балкону королевского дворца, а не опиралась на поддержку, отчасти пассивную, отчасти активную, со стороны наиболее солидных слоев буржуазии, которые парализовали всеми силами активность мелкой буржуазии и прижимали таким образом к земле рабочих города и деревни.
Что же получается? В то время, как не только рабочие, крестьяне, мелкий городской люд, молодая интеллигенция, но и почти вся солидная буржуазия являются или объявляют себя республиканцами, монархия продолжает существовать и действовать. Если Примо висел на ниточке монархии, то на какой же ниточке висит сама монархия в сплошь "республиканской" стране? Это на первый взгляд кажется совершеннейшей загадкой. Но секрет не так уж хитер. Та же самая буржуазия, которая "терпела" Примо де Ривера, то есть по существу поддерживала его, поддерживает сейчас и монархию, делая это теми единственными способами, какие у нее остаются, т.-е. объявляя себя республиканской и приспособляясь таким образом к психологии мелкой буржуазии, чтобы тем вернее обмануть и парализовать ее.
Когда глядишь со стороны, то картина, при своей глубокой драматичности, не лишена и комических черт. Монархия сидит на спине "республиканской" буржуазии, которая отнюдь не спешит выпрямить спину. Продвигаясь со своей драгоценной ношей через волнующиеся народные массы, буржуазия в ответ на протесты, требования и проклятия, кричит голосом циркового зазывателя: "вы видите эту фигуру у меня на спине? Это мой заклятый враг, я вам перечислю его преступления, вглядитесь в него повнимательнее!". И пр., и пр. Когда же развлеченная таким балагурством толпа начинает посмеиваться, буржуазия пользуется моментом, чтоб продвинуться со своей ношей дальше. Если это называется борьбою с монархией, то что же назвать борьбой за монархию?
Активные выступления студенчества означают попытку молодого поколения буржуазии, особенно мелкой буржуазии, найти выход из того неустойчивого равновесия, в котором оказалась страна, якобы освобожденная от диктатуры Примо де Ривера, но сохраняющая в неприкосновенности все основные элементы его наследства. Когда буржуазия сознательно и упорно не хочет взять на себя разрешение задач, вытекающих из кризиса буржуазного общества; когда пролетариат оказывается еще неготовым взять разрешение этих задач на себя, тогда авансцену нередко занимает студенчество. В развитии первой русской революции мы наблюдали такое явление не раз, и оно всегда имело в наших глазах огромное симптоматическое значение. Революционная или полуреволюционная активность студенчества означает, что буржуазное общество проходит через глубочайший кризис. Мелкобуржуазная молодежь, чувствующая, что в массах накопляется взрывчатая сила, стремится по своему найти выход из тупика и продвинуть политическое развитие вперед.
Буржуазия смотрит на студенческое движение полуодобрительно, полупредостерегающе: если молодая гвардия даст несколько щелчков по носу монархической бюрократии, это хорошо; но только б "дети" не зарывались слишком далеко, а главное не подняли бы на ноги трудящиеся массы.
Испанские рабочие проявили совершенно правильный революционный инстинкт, когда подперли плечом студенческое выступление. Разумеется, они должны это делать под собственным знаменем и под руководством собственной пролетарской организации. Обеспечить это должен испанский коммунизм, а для этого ему необходима правильная политика. Вот почему появление вашего органа, как я сказал выше, совпадает с чрезвычайно важным и критическим моментом в развитии всего кризиса; говоря точнее, с моментом, когда революционный кризис готовится превратиться и, пройдя через те или другие этапы, может превратиться в революцию.
Стачечное движение рабочих, борьба с рационализацией и безработицей получают совершенно другое, несравненно более глубокое значение в обстановке крайнего недовольства мелкобуржуазных масс населения и острого кризиса всей системы. Эта рабочая борьба должна быть тесно связана со всеми вопросами, вытекающими из национального кризиса. Тот факт, что рабочие выступили рядом со студентами есть первый, совершенно еще, конечно, недостаточный и необеспеченный шаг на пути борьбы пролетарского авангарда за революционную гегемонию.
Этот путь предполагает со стороны коммунистов решительную, смелую и энергичную борьбу за лозунги демократии. Не понять этого было бы величайшей ошибкой сектантства. На данной стадии революции, в области очередных политических лозунгов пролетариат отличается от всяких других "левых" группировок мелкой буржуазии не тем, что отвергает демократию, как анархисты и синдикалисты, а тем, что смело, решительно и беззаветно борется за ее лозунги, беспощадно разоблачая при этом половинчатость мелкой буржуазии.
Выдвигая лозунги демократии, пролетариат вовсе не говорит тем, будто Испания идет навстречу "буржуазной" революции. Так могут ставить вопрос только безжизненные педанты, наглотавшиеся готовых формул. Эпоха буржуазных революций оставлена Испанией далеко позади. Если революционный кризис превратится в революцию, то она роковым образом перешагнет через буржуазные пределы и, в случае победы, должна будет передать власть пролетариату. Но пролетариат может довести революцию до этого этапа, т.-е. может собрать вокруг себя самые широкие трудящиеся и угнетенные массы и стать их вождем, только при условии, если он сейчас, наряду со своими классовыми требованиями и в тесной связи с ними, развернет полностью и до конца все требования демократии.
Это имеет решающее значение прежде всего в отношении крестьянства. Оно не может отдать априорно свое доверие пролетариату, приняв авансом, на веру, лозунг пролетарской диктатуры. Будучи многочисленным и угнетенным классом, крестьянство неизбежно видит на известном этапе в лозунгах демократии возможность дать перевес угнетенным над угнетателями. Крестьянство неизбежно будет связывать лозунги политической демократии с радикальной перетасовкой земельной собственности. Пролетариат берет на себя беззаветную поддержку обоих этих требований. При этом коммунисты своевременно разъясняют пролетарскому авангарду, какими путями эти требования могут быть осуществлены, закладывая таким образом предпосылки советской системы в будущем.
И в национальном вопросе пролетариат доводит лозунги демократии до конца, заявляя о своей готовности поддерживать революционным путем право отдельных национальных групп на самоопределение, вплоть до отделения.
Делает ли, однако, пролетарский авангард лозунг отделения Каталонии своим лозунгом? Если бы такою оказалась ясно выраженная воля большинства населения, то - да. Как может, однако, эта воля выразиться? Очевидно, либо путем свободного плебисцита, либо через представительное учреждение Каталонии, либо через заявления влиятельных партий, за которыми идут каталонские массы, либо, наконец, в виде национального каталонского восстания. Это снова показывает нам, заметим мимоходом, каким реакционным педантством было бы сейчас со стороны пролетариата отрекаться от лозунгов демократии. Пока, однако, воля национального меньшинства не высказалась, пролетариат не делает лозунг отделения своим лозунгом, а лишь обеспечивает заранее и открыто полную и честную поддержку этому лозунгу, поскольку он выражает волю большинства Каталонии.
Незачем говорить, что рабочие каталанцы имеют в этом вопросе не последнее право голоса. Если бы они пришли к выводу, что в условиях революционного кризиса, открывающего перед пролетариатом Испании широкие и смелые перспективы, было бы неправильно дробить силы, - а политический смысл подсказывает, думается мне, именно такое решение, - рабочие - каталанцы должны были бы вести агитацию за сохранении Каталонии, на тех или других началах, в составе Испании. Такое решение может оказаться временно приемлемым даже для решительных сепаратистов, ибо совершенно ясно, что в случае победы революции достигнуть самоопределения Каталонии, как и других областей, было бы неизмеримо легче, чем сейчас.
Поддерживая всякое действительное демократическое и революционное движение народных масс, коммунистический авангард ведет непримиримую борьбу против так называемой "республиканской" буржуазии, разоблачая ее фальшь, вероломство, реакционность, и давая отпор ее попыткам подчинить своему влиянию трудящиеся массы.
Коммунисты не связывают свободу своей политики никогда и ни при каких условиях. Надо помнить, что во время революции искушения такого рода очень велики, о чем ярко свидетельствует трагическая история китайской революции. Ограждая непримиримо полную самостоятельность своей организации и своей агитации, коммунисты, однако, самым широким образом применяют политику единого фронта, для которой революция открывает широкое поле.
Левая оппозиция начинает применение политики единого фронта с официальной компартии. Нельзя позволять бюрократам коммунизма создавать такое впечатление, как если бы левая оппозиция находилась во враждебных отношениях с рабочими, идущими под знаменем официальной компартии. Наоборот, оппозиция готова принять участие в каждом их революционном действии, разделить каждый их шаг на пути борьбы. Если бюрократы отказываются согласовывать действия с оппозицией, ответственность должна падать на них перед лицом рабочих.
Дальнейшее развитие испанского кризиса означает революционное пробуждение миллионов трудящихся масс. Нет никаких оснований думать, что они сразу станут под знамена коммунизма. Наоборот, весьма вероятно, что они сперва усилят партии мелкобуржуазного радикализма, т.-е. прежде всего социалистическую партию, питая в ней левое крыло, в духе, скажем, немецких независимцев во время революции 1918-1919 годов. Действительная и широкая радикализация масс выразится именно в этом, а отнюдь не в росте "социал-фашизма". Фашизм мог бы снова восторжествовать - на этот раз в менее "военной", в более "социальной" форме, т.-е. именно, как "социал-фашизм" образца Муссолини, - лишь в результате поражения революции и разочарования в ней обманутых масс. Но при нынешнем планомерном развитии событий поражение могло бы явиться только в результате каких-либо исключительных, чудовищных ошибок коммунистического руководства. Словесный радикализм и сектантство в сочетании с оппортунистической оценкой классовых сил, политика зигзагов, бюрократизм руководства, словом все то, что составляет сущность сталинизма, - вот что может укрепить позиции социал-демократии, которая, как показал особенно ярко опыт германской и итальянской революций, является в последнем счете самым опасным врагом пролетариата. Надо политически разжаловать социал-демократию пред лицом масс. Но достигнуть этого одними крепкими словами нельзя. Масса верит только своему коллективному опыту. Надо дать возможность массе в подготовительный период революции сравнить на деле политику коммунизма с политикой социал-демократии.
Борьба за массы несомненно создаст условия, когда коммунисты будут настаивать пред лицом масс на едином фронте с социал-демократами. У Либкнехта были многократные соглашения с независимыми, особенно с их левым крылом. У нас с левыми "социалистами-революционерами" был прямой блок, а до переворота с меньшевиками-интернационалистами - ряд частных соглашений и десятки предложений с нашей стороны единого фронта. В результате такой политики не мы потеряли. Но, разумеется, дело идет не об едином фронте типа англо-русского комитета, когда во время всеобщей революционной стачки сталинцы оставались в блоке со штрейкбрехерами, и уж, конечно, не о едином фронте в духе Гоминдана, когда под фальшивым лозунгом союза рабочих и крестьян обеспечивалась диктатура буржуазии над рабочими и крестьянами.
Таковы перспективы и задачи, как они представляются со стороны. Я вполне чувствуя, насколько приведенные выше соображения лишены конкретности. Весьма возможно, даже вероятно, что я упустил ряд крайне важных обстоятельств. Вам виднее. Вооруженные теорией Маркса и революционным методом Ленина, вы сами найдете свои пути. Вы сумеете подсмотреть и подслушать мысли и чувства рабочего класса и дать им ясное политическое выражение. Задача этих строк только напомнить в основных чертах те принципы революционной стратегии, которые проверены опытом трех русских революций.
Крепко жму вам руки и желаю успехов.
Ваш Л. Троцкий.
25-ое мая 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 12-13.