Всем членам ЦК ВКП(б)
Всем членам ЦКК ВКП(б)
Президиуму ЦИК СССР.
Я считаю необходимым сообщить вам, как и почему моя дочь покончила самоубийством.
В конце 1930 года вы, по моей просьбе, разрешили моей туберкулезной дочери Зинаиде Волковой, временно выехать с пятилетним сыном Всеволодом в Турцию для лечения. Я тогда не предполагал, что за этим либерализмом у Сталина скрывалась задняя мысль. В январе 1931 года дочь моя прибыла сюда с пневматораксами на обоих легких. После ее десятимесячного пребывания в Турции удалось - при постоянном сопротивлении советских заграничных представительств - добиться для разрешения выехать на лечение в Германию. Мальчик временно оставался с нами в Турции, чтоб не обременять больной. Немецкие врачи признали через некоторое время возможным снять с легких пневматораксы. Больная поправлялась и мечтала о том, чтоб вместе с мальчиком вернуться в СССР, где осталась ее девочка, и муж, которого Сталин держит в ссылке, как большевика-ленинца.
20 февраля 1932 года вы опубликовали декрет, которым не только я, моя жена и наш сын, но также и дочь моя Зинаида Волкова, лишались прав гражданства СССР. Заграницей, куда вы отпустили ее с советским паспортом, моя дочь только лечилась. Она не принимала и, по состоянию здоровья, не могла принимать никакого участия в политической борьбе. Она избегала всего, что могло бы наложить на нее хоть тень "неблагонадежности". Лишение ее гражданства было голым и бессмысленным актом мести по отношению ко мне. Для нее же лично этот акт означал разрыв с маленькой дочерью, мужем, всеми друзьями, всей привычной жизнью. Ее психика, и без того потрясенная, сперва смертью младшей сестры, затем собственной болезнью, потерпела новый удар, тем более тяжкий, что совершенно неожиданный и решительно ничем с ее стороны не вызванный. Врачи-психиатры заявили единодушно, что только скорейшее возвращение ее в обычные условия, к семье, к труду, могут спасти ее. Но именно эту возможность спасенья отнимал ваш декрет от февраля 1932 года. Все попытки близких людей добиться отмены декрета в отношении больной остались, как вы знаете, тщетны.
Берлинские врачи настаивали на том, чтоб, по крайней мере, доставить ей как можно скорее мальчика: в этом они видели еще возможность восстановить душевное равновесие матери. Но так как вы лишили и шестилетнего мальчика советского гражданства, то это удесятерило трудности его доставки из Константинополя в Берлин. Полгода ушло на беспрерывные и безрезультатные хлопоты в нескольких странах Европы. Только случайная поездка моя в Копенгаген дала возможность переправить в Европу мальчика. С величайшими трудностями, в течении шести недель, он совершил переезд до Берлина. Он успел, однако, провести со своей матерью не более недели, как полиция генерала Шлейхера, по несомненным проискам сталинской агентуры, постановила выслать из Берлина мою дочь. Куда? В Турцию? На остров Принкипо? Но мальчик нуждался в школе, а дочь - в постоянном врачебном надзоре, в нормальной семейной и трудовой обстановке. Новый удар оказался для больной невыносимым. 5-го января она отравила себя газом. Ей было тридцать лет.
В 1928 году моя младшая дочь, Нина, мужа которой Сталин заключил в изолятор и держит там уже в течении пяти лет, слегла, вскоре после моей высылки в Алма-Ата, в больницу. У нее обнаружилась скоротечная чахотка. Чисто личное письмо ее ко мне, без малейшего отношения к политике, вы продержали 70 дней, так что мой ответ уже не застал ее в живых. Она скончалась 26 лет.
Во время моего пребывания в Копенгагене, где жена моя начала лечиться от серьезной болезни, а я только собирался приступить к лечению, Сталин распространил через ТАСС ложный донос европейской полиции о том, будто в Копенгагене собралась "конференция троцкистов". Этого оказалось слишком достаточно, чтоб датское социал-демократическое правительство пошло на встречу Сталину и выслало меня с лихорадочной поспешностью, прервав тем необходимое лечение моей жены. Но в этом случае, как и в ряде других, союз Сталина с капиталистической полицией против меня имел, по крайней мере, политическую цель. Преследование же дочери моей лишено было и тени политического смысла. Лишение ее гражданства, отнятие у нее единственной остававшейся надежды: вернуться в нормальную обстановку и поправиться, наконец, высылка ее из Берлина (несомненная услуга немецкой полиции Сталину), представляют политически бесцельные акты обнаженной мести - и только. Дочь отдавала себе ясный отчет в своем состоянии. Она понимала, что в руках европейской полиции, травящей ее в угоду Сталина, ей спасения нет. Результатом этого сознания и явилась ее смерть 5-го января 1933 года. Такую смерть называют "добровольной". Нет, она не была добровольной. Сталин ей навязал эту смерть.
Я ограничиваюсь этим сообщением, без дальнейших выводов. Для выводов время наступит. Их сделает возрожденная партия.
Л. Троцкий.
Принкипо, 11 января 1933 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 33.