Внутренняя жизнь Второго Интернационала остается обычно вне нашего поля зрения. Отчасти потому, что мы слишком давно свели счеты с социал-демократией, отчасти потому, что "внутренней жизни" у этого "Интернационала" собственно нет, так как отдельные партии живут совершенно независимо друг от друга. В течение последних лет Второй Интернационал старался как можно меньше давать о себе знать, чтоб не обнаруживать внутренних противоречий. Однако, приближение войны выбило его из состояния пассивного равновесия. Мы имеем на этот счет замечательное свидетельство вождя меньшевиков Ф. Дана. Вряд ли можно в каком-либо другом социал-демократическом издании найти такую откровенную картину внутренней борьбы Второго Интернационала, какую дал выходящий в Париже меньшевистский орган "Социалистический Вестник". Откровенность, как всегда в таких случаях, вызвана обострением внутренней борьбы. В полном соответствии со всем характером социал-патриотического "Интернационала", группировки идут по национальным линиям, т. е. по линиям интересов буржуазных "отечеств". Как капиталистический мир делится на тучных коров империалистских демократий, и на тощих и жадных коров фашистских диктатур, так и Второй Интернационал разбился на группу "сытых" партий, остающихся пока еще пайщиками своих национальных империалистских предприятий, и на тощих партий, изгнанных фашизмом с национального пастбища. Борьба идет именно по этой линии.
Ведущую роль во Втором Интернационале играла до войны германская социал-демократия. Со времени Версальского мира руководство в Интернационале, как и в европейской политике, перешло к Англии и Франции. Что касается Соединенных Штатов, то бесспорное и во многом решающее влияние их политики на Второй Интернационал идет не через посредство слабой американской социалистической партии, а непосредственно, через европейские правительства. Послушная социал-демократическая агентура и здесь только копирует своих капиталистических господ. Подобно тому, как Лига Наций всегда в последнем счете приспособлялась к политике Соединенных Штатов, несмотря на то, что они оставались в стороне от европейских комбинаций, так и Второй Интернационал, особенно в лице британской и французской партии, считал своим долгом на каждом шагу озираться на Вашингтон и петь гимны Рузвельту, как призванному вождю союза "демократий".
Как откровенно признал последний социалистический конгресс в Нанте, тучные партии считают своей основной задачей защищать не только национальную независимость своей страны, но и ее колониальные владения. Социал-патриотизм есть только маскировка социал-империализма: мы установили это еще в 1914 г. А так как империалистские интересы, по самой своей природе, противоречат друг другу, то об единой интернациональной политике социал-патриотов разных стран не может быть и речи. В лучшем случае возможны соглашения отдельных партий между собою, в соответствии с международными комбинациями соответственных правительств.
Иную картину представляет лагерь тощих партий. По природе своей правящей бюрократии, по своему прошлому и по своим вожделениям эти партии не отличаются от тучных. Но они, увы, лишены пастбищ, подобно тому, как отвергшие их империалистские отечества лишены колоний. Тучные больше всего озабочены сохранением статус кво, как внутри своих стран, так и на международной арене. Для тощих статус кво означает бессилие, изгнание, сухоядение. Итальянская, германская, австрийская, ныне и испанская социалистические партии не связаны непосредственно дисциплиной национального империализма, который пинком ноги отверг их услуги. Они попали на нелегальное положение наперекор своим традициям и своим лучшим намерениям. От этого они, конечно, ни в малейшей степени не стали революционерами: о подготовке социалистической революции они, конечно, не думают. Но их патриотизм временно вывернулся на изнанку. Они настойчиво мечтают о том, чтоб оружие "демократий" опрокинуло их национальный фашистский режим и дало им возможность водвориться в старых учреждениях, редакциях, парламентах, правлениях профсоюзов и восстановить текущие счета в банках. В то время, как тучные хотят лишь, чтоб их оставили в покое, тощие, наоборот, заинтересованы по своему в активной интернациональной политике.
Общая картина двух лагерей несколько осложняется русскими меньшевиками. Как показало их поведение в месяцы февральской революции, эта партия решительно ничем не отличается от германской социал-демократии или британской Рабочей партии. Меньшевики лишь позже других выступили на арену социал-патриотизма и раньше других попали под колесо, причем колесо, которое раздавило их, вертелось не слева направо, а справа налево. Благодаря годам подполья, опыту трех революций и двух изгнаний, меньшевики имеют известные преимущества, которые позволяют им играть в лагере тощих нечто вроде руководящей роли. Но тем более ненавистны они для тучных товарищей по Интернационалу.
Советское государство, жертвою которого, пали меньшевики, успело тем временем настолько радикально расправиться с пролетарской революцией, что стало желанным союзником для империалистских государств. В соответствии с этим британская и французская социалистические партии чрезвычайно заинтересованы в сближении с Кремлем. Не мудрено, если русские меньшевики попали при таких условиях в своем собственном Интернационале на положение не только бедных, но и компрометирующих родственников.
Из статьи Дана мы узнаем, что "тощие" полтора года тому назад предложили Интернационалу обсудить "проблему борьбы за демократию и мир в нашу эпоху". Дело идет об "активной" интернациональной политике, которая должна тощим вернуть их былую тучность. Нужен, разумеется незаурядный запас мелкобуржуазной ограниченности, чтоб до сих пор не понимать закономерности превращения буржуазной демократии в свою противоположность и продолжать принимать демократию за сверх-исторический чемодан, в который можно уложить том "Капитала", парламентский мандат, подтяжки, министерский портфель, акции и облигации, социалистическую "конечную цель", интимную переписку с буржуазными коллегами, - все что угодно, кроме разумеется, взрывчатых веществ. На самом деле буржуазная демократия есть политическая формула свободной торговли, и ничего более. Ставить себе в нашу эпоху целью "борьбу за демократию" можно с таким же успехом и смыслом, как и борьбу за свободную торговлю. Однако и эта программа оказалась слишком радикальной для Второго Интернационала. "После годовой проволочки, - жалуется автор статьи, - (Исполнительный комитет) сделал наконец попытку поставить на свое обсуждение проблему борьбы за демократию и мир в нашу эпоху", но, увы, "попытка эта окончилась неудачей". Сопротивление шло, разумеется, со стороны тучных. "Наиболее крупные и влиятельные партии Интернационала, сохраняющие свою легальность... - пишет Дан - не пожелали широко развернуть и довести до конца дискуссию", отвергнув "отвлеченное теоретизирование" и "бесплодные умствования". Попросту сказать, они отказались связывать себя какими бы то ни было общими решениями, которые могли бы в будущем поставить их в противоречие с интересами национального империализма.
Дело в том, что только "тощие" секции Второго Интернационала принимают всерьез лозунг борьбы за демократию против фашизма, ибо сами они являются жертвами фашизма и естественно склонны восстановить свои утерянные позиции при помощи демократических танков и дредноутов; это обстоятельство и делает их весьма опасными для "солидных" секций Второго Интернационала. Напомним, что как раз в первые месяцы нынешнего года британская и французская дипломатии всячески стремились привлечь Италию на свою сторону. Незачем говорить, что, в случае успеха этой попытки, британская и французская секции Второго Интернационала прекрасно приспособились бы к союзу с Римом, тогда как итальянской секции приспособиться трудно: в военном разгроме Муссолини все ее фантастические надежды на счастливое будущее, т. е. на возврат к прошлому. Не мудрено, если тощим и тучным все труднее сходиться на "единодушных" резолюциях и даже сидеть за одним столом.
Терминология во Втором Интернационале несколько иная, чем та, которую предлагаем мы. Тучные называют тощих попросту "мертвыми", а себя - единственно "живыми", жалуется Дан. Эти живые "предпочли, - по словам того же автора, - провозгласить наличие непроходимой пропасти между революционными (?) установками нелегальных партий и реформистскими - легальных, т. е. по существу объявить искусственным объединение их в одном Интернационале". Считать "революционерами" Вельса, Гильфердинга, Нени, самого Дана и других борцов "за демократию в нашу эпоху" можно с таким же основанием, с каким обанкротившегося купца можно принимать за пролетария. Но все равно, фактические сообщения вождя меньшевиков сохраняют всю свою ценность. Респектабельные партии насыщенных колониальных империй заявили, что им нечего делать в одном Интернационале с нелегальными партиями голодных империалистских стран. ..."Аннулирование решающего участия нелегальных партий в определении политики Интернационала стало их ближайшей целью, - продолжает Дан, - которую они, как известно, в значительной мере и осуществили в сессии Исполкома, заседавшей в Брюсселе 14-15 мая". Другими словами: тучные изгнали тощих из руководящих органов Второго Интернационала. Так разрешили они "проблему борьбы за демократию и мир в нашу эпоху".
Нельзя отрицать, что в их действиях есть логика и смысл. Правящие и близкие к ним всегда, как известно, предпочитали иметь в своем окружении тучных и не доверяли тощим. Юлий Цезарь подозревал Кассия именно потому, что тот был худ и глядел голодным взглядом: такие люди склоны к критике и предосудительным выводам. "Ваша буржуазия, не сумевшая своевременно обзавестись колониями, пытается ныне нарушить священное статус кво; именно поэтому она загнала вас на нелегальное положение и превратила вас в элемент беспорядка в Интернационале; вы должны сами понять, что вам не место в солидной организации, включающей в свой состав министров и вообще столпов порядка". Такова была мысль живых, или тучных.
"Тощие" (или мертвые) пытались сослаться на то, что на учредительном съезде обновленного Второго Интернационала в Гамбурге в 1923 г. принят был великолепный устав, который признает, как выражается Дан, "суверенитет интернационально-социалистической политики над национальной политикой отдельных партий и решающую роль Интернационала не только в период мира, но и в период войны". Не лишено интереса, что соответственные пункты были введены в устав по инициативе вождя русских меньшевиков Мартова. Мартовские "пункты" остались, само собою разумеется, только на бумаге. Партии, которые подписали новый устав, были в 1923 году те же, которые совершили предательство в 1914 г., - минус революционное крыло. Испытанные социал-империалисты тем охотнее сделали словесную уступку своим союзникам из Интернационала N 2 1/2, что сами они еще нуждались в прикрытии своего левого фланга: Коминтерн продолжал в те дни оставаться революционной организацией. "Суверенитет" интернациональных принципов? Конечно, при условии ограждения "наших" колоний, рынков, концессий, а также, разумеется, и нашей демократии. На этом экивоке и держался режим Второго Интернационала, пока Гитлер не пробил брешь в версальской системе.
Но и для самой "левой" оппозиции "суверенитет интернациональных принципов" означает, как мы уже знаем, не независимую классовую политику пролетариата, а лишь стремление договориться с другими секциями о том, победа какой буржуазии выгоднее всего (для тощих). В аппарате этого Интернационала нельзя найти ни одного человека, который серьезно стоял бы на позиции пролетарской революции. Пролетариат для них всех - только вспомогательная сила "прогрессивной" буржуазии. Их интернационализм есть тот же социал-патриотизм, но разбитый, скомпрометированный, не смеющий выступать открыто и ищущий маскировки.
Дан объясняет политику "живых" партий "рутиной" их политической мысли, "близорукостью", "эмпиризмом" и другими невесомыми причинами. "Близорукость" самого этого объяснения бьет в глаза. Эмпиризм удерживается в политике тогда, когда данной группе невыгодно доводить свои мысли до конца. Бытие, как сказал некто, определяет сознание. Рабочая бюрократия есть неотъемлемая часть буржуазного общества. В качестве лидера "оппозиции его величества", майор Аттли получает высокое содержание из королевской казны. Ситрин удостоился дворянского титула. Парламентарии пользуются большими льготами. Бюрократы тред-юнионов получают высокие жалованья. Все они неразрывными узами связаны с буржуазией, ее прессой, промышленными и иными предприятиями, в которых многие из этих господ являются прямыми участниками. Эти обстоятельства повседневной жизни имеют несравненно большее значение для направления политики партии, чем принцип "интернационализма", контрабандным путем включенный в гамбургские статуты.
О французской партии Дан вообще ничего не говорит, очевидно, из вежливости к хозяевам, гостеприимством которых меньшевики пользуются. Однако, дела во Франции обстоят нисколько не лучше. Несмотря на неоспоримую способность французов к логическому мышлению, политика Леона Блюма ничем не отличается от "эмпирической" политики майора Аттли. Руководящие социалистические и синдикальные клики всеми корнями переплелись с правящим слоем Третьей республики. Блюм есть просто консервативный средний буржуа, которого смертельно тянет в общество крупных буржуа. Во время расследования дела Устрика, банкира и мошенника, обнаружилось мимоходом, что Блюм был завсегдатаем архибуржуазного салона, где встречался с консервативными политиками и финансовыми тузами, в частности и с Устриком, и через его посредство устраивал за чашкой кофе должность своему сыну. Повседневная жизнь верхов французской рабочей партии и тред-юнионов сплошь состоит из таких колоритных эпизодов.
Правящая бюрократия Второго Интернационала есть наименее самостоятельная, наиболее трусливая и гнилая часть буржуазного общества. Всякие изменения обстановки вправо или влево для нее смертельны. Отсюда ее единственное стремление: продлить статус кво; отсюда ее вынужденный "эмпиризм", т. е. страх заглядывать в будущее. Политика Исполкома Второго Интернационала может казаться загадочной только тому, кто наперекор очевидности, считает социал-демократию классовой партией пролетариата. Все сразу становится на свое место, если уяснить себе, что социал-демократия есть буржуазная партия, выполняющая функцию "демократического" тормоза классовой борьбы пролетариата.
Поведение "эмпириков", состоящих на хорошем жалованьи, "на деле политически уже парализовало и выхолостило Интернационал", жалуется Дан. В течение пяти месяцев после январского заседания Исполком не реагировал, по словам Дана, ни на одно из международных событий величайшей важности (Чехословакия, Албания и пр.) "Он погрузился как бы в состояние политического анабиоза". "Неужели, - спрашивает вождь меньшевиков, - социалистическому Интернационалу грозит такая же смерть, какая стала уже уделом Интернационала коммунистического?.. Неужели, - продолжает он, - первое дуновение военной бури еще более основательно разрушит международное социалистическое объединение пролетариата, чем оно разрушило его в 1914 году? Или объединение это рухнет само еще раньше, чем грянет буря?" Слово "неужели" звучит неуместно, когда дело идет о давно установленных процессах и предсказанных последствиях. Но все равно: риторические вопросы под пером меньшевика получают особую силу. Они означают, что вода подходит под горло. Дан этого не скрывает. Вот его "условный" прогноз относительно Второго Интернационала: "превращение его в своего рода Лигу Наций грозит ему тою же смертью, какою на наших глазах умирает (если уже не умер!) его женевский прообраз: смертью от прогрессивного паралича". К этому остается только прибавить, что прогрессивный паралич открылся в августе 1914 г. и ныне вступил в последнюю стадию.
Замечательно, что как раз к тому времени, когда социал-демократическая оппозиция начала подозревать крушение собственного Интернационала у порога новой войны, Коминтерн нашел Второй Интернационал созревшим для союза с ним и даже для слияния. Этот видимый парадокс вполне закономерен. Стадо Коминтерна также состоит ныне из тучных и тощих коров, и взаимоотношения между ними примерно те же, что и во Втором Интернационале. В своих дипломатических планах Кремль считается с тучными партиями Второго и Третьего Интернационала а не с бедными и жалкими осколками разбитых фашизмом секций. Второй Интернационал "демократически" выбрасывает вождей нелегальных партий из своих руководящих органов; Кремль "тоталитарно" расстреливает их пачками. Это маленькое различие в технике не нарушает основной политической солидарности. Как международная социал-демократия является левым флангом демократического империализма, руководимого Великобританией, под высшим контролем Соединенных Штатов, так и Коминтерн, непосредственно представляющий орудие советской бюрократии, в последнем счете подчинен контролю того же империализма. Вслед за Вторым Интернационалом Коминтерн уже сейчас публично отказался от борьбы за освобождение колоний. Аттли и Полит, Блюм и Торез работают в одной упряжке. В случае войны исчезнут последние различия между ними. Те и другие попадут под колесо истории вместе со всем буржуазным обществом.
Нельзя еще раз не повторить, что в эту проклятую эпоху, когда все силы заживо гниющего капитализма, включая старые рабочие партии и профессиональные союзы, направлены против социалистической революции, ход вещей создает для пролетарского авангарда одно неоценимое преимущество: уже до войны заняты все исходные позиции, оба агонизирующих Интернационала открыто выступают в лагере империализма, - не менее открыто выступает против них их смертельный враг, Четвертый Интернационал.
Пошляки издевались над нашими непрерывными дискуссиями по вопросу об интернационализме, над нашей придирчивостью по отношению ко всяким социал-патриотическим и пацифистским уклонениям. Наши идеи казались этим господам "абстрактными" и "догматическими" только потому, что они формулировали основные тенденции развития, недоступные поверхностному взору оппортунистов и центристов. Теперь эти основные тенденции выходят наружу и опрокидывают постройки, созданные на конъюнктурном базисе. Партии Второго и Третьего Интернационалов будут отныне дробиться и крошиться. Наоборот, кадры Четвертого Интернационала станут осью кристаллизации все более широких пролетарских масс. Предоставим же скептикам скалить гнилые зубы и - пойдем своей дорогой.
Л. Троцкий.
Койоакан, 29 июля 1939 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 79-80.