Ã. Â. Ïëåõàíîâ
Сочинения Òîì I.
Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова
XIV.
(Капитал)Переходя теперь к экономической теории Родбертуса в тесном смысле этого слова, мы прежде всего обратим внимание читателя на учение нашего автора о меновой стоимости. Мы видели уже, как твердо держался он того «великого положения», что «все предметы потребления стоят труда и только труда». Стоя на этой точке зрения, Родбертус разрушал, как карточные домики, аргументы, экономистов, стремившихся доказать, что «рента вообще» обязана своим существованием не труду работников, а производительным «услугам» почвы и капитала. С этой стороны, навсегда останется неоспоримой заслуга его, как писателя, много способствовавшего распространению здравых экономических понятий. Но признание труда единственным источником материального богатства общества не предохранило Родбертуса, как и многих других экономистов, от некоторой неясности в понятии о меновой стоимости.
Так, например, он говорит в одном из писем к Вагнеру, что «потребительная стоимость представляет собою сущность понятия о стоимости», и что «из понятия о потребительной стоимости мы выводим так называемую меновую стоимость». «Существует только один под стоимости,» говорит он далее, — «стоимость потребительная». Противопоставлять ему меновую стоимость, как другой род стоимости, значит делать логическую ошибку. Но эта единая потребительная стоимость является или в виде индивидуальной или в виде социальной потребительной стоимости. Первая определяется потребностями индивидуума, без всякого отношения к общественной организации; вторая потребительная стоимость — по отношению к общественному организму, состоящему из многих индивидуальных организмов... Она становится меновою стоимостью лишь путем исторического развития и, следовательно, переходящим образом». В настоящее время «социальная потребительная стоимость необходимо должна принять вид меновой стоимости, но на следующей ступени общественного развития весь этот маскарад прекращается, продукты не будут уже обмениваться на рынке, социальная потребительная стоимость выступит во всей ее чистоте»[1].
Как видит читатель, Родбертус развивает в этом письме одну из любимейших своих идей, необходимость «строгого отделения логических категорий от исторических». Имеет ли это противопоставление такой глубокий смысл, какой усматривал в нем наш автор, это мы увидим ниже, перейдя к учению его о капитале. Теперь же мы заметим, что ради «отделения» различных родов категорий Родбертус отказался от точного определения понятий о меновой и потребительной стоимости. Сказать, что не было и не будет меновой стоимости там, где не было и не будет обмена продуктов, — значит высказать очень верную мысль, которая представляет собою, однако, не более как тавтологию. Заключать же отсюда, что «существует только один род стоимости», — значит погрешать против того самого «великого положения Смита и Рикардо», которое легло в основание всей теории Родбертуса. И Смит и Рикардо говорили о труде именно как об источнике меновой стоимости продуктов. Им и в голову не приходило, что можно признавать справедливость их «великого положения» и в то же время отождествлять меновую стоимость продуктов с их «социальною потребительною стоимостью». Они сказали бы, что, конечно, производство должно иметь в виду удовлетворение известной общественной потребности, так как вне этого условия продукты не могут стать товарами; но не все удовлетворяющие общественным потребностям продукты имеют одинаковую меновую стоимость. Меновая стоимость алмаза несравненно больше меновой стоимости хлеба, несмотря на то, что хлеб удовлетворяет одну из самых насущнейших «социальных потребностей», а алмазы служат почти единственно для украшения. Говоря о потребительной стоимости продукта, мы имеем в виду ту услугу, которую оказывает этот продукт целому обществу или отдельному человеку; между тем как меновая его стоимость определяется, по прекрасному выражению Маркса, тою услугою, которая была оказана самому продукту в процессе его производства. Никому не придет мысль определять меновую стоимость машины тем количеством труда, которое она сберегает в производстве; а ведь это количество труда и представляет собою «социальную потребительную стоимость машины». Если бы меновая стоимость машин определялась их социальною потребительною стоимостью, то какой смысл имело бы их употребление? Капиталист должен был бы платить за них именно то количество труда, которое они сберегают в производстве, и применение их было бы делом каприза, а не экономической выгоды. «Социальная потребительная стоимость» не только не «является теперь в виде меновой стоимости», но представляет собою совершенно отличное от нее понятие.
«Историческое развитие» совсем не ведет к превращению одного рода стоимости в другой, а только к превращению продуктов в товары. Из этого хода «исторического развития» можно сделать лишь тот вывод, что продукты не всегда бывают товарами и что не всякое производство продуктов есть производство меновых стоимостей. Если бы Родбертус ограничился этим выводом, то он не стал бы заботиться о способах определения меновой стоимости в «будущем всемирно-историческом периоде», характерную особенность которого составляет, по его учению, отсутствие товарного производства. Тогда рассуждения его о «будущем периоде» не противоречили бы его понятию о меновой стоимости, как «исторической категории». Нo, не выяснивши себе разницы между продуктом и товаром, Родбертус попадает в целый ряд самых удивительных противоречий. С одной стороны, он упрекает Рикардо и Маркса в том, что они «приняли тяготение меновой стоимости к известной норме за достижение этой нормы», т. е. что они ошибочно думают, будто меновая стоимость продуктов уже в настоящее время определяется воплощенным в них трудом.
Он говорит, что эта «естественная норма» может быть достигнута меновою стоимостью только в «будущем периоде». С другой стороны, он утверждает, что в этом периоде прекратится маскарад, благодаря которому социальная «потребительная стоимость превращается в меновую», так что последняя исчезнет, как преходящая «историческая катетория», а первая «выступит во всей ее чистоте». Выходит, что воплощенным в продуктах трудом будет определяться их «социальная потребительная стоимость», и что Рикардо и Маркс ошибались, считая воплощенный в продуктах труд «естественной нормой» их современной «социальной потребительной стоимости». Но ни Рикардо, ни Маркс никогда, разумеется, и не думали утверждать чеголибо подобного. «Ошибались» не они, а Родбертус, которому пришла охота оспаривать у Прудона сомнительную честь измышления особого рода стоимости, так называемой «valeur constituée». Но Прудон был последователен, по крайней мере, в том отношении, что, даря человечеству свое мнимое изобретение, он рекомендовал ему в то же время навсегда удержать товарное производство и обращение. Зачем понадобилась «valeur constituée» Родбертусу, который никогда не думал переносить в свой «будущий период» современного производства товаров, — понять решительно невозможно. Для чего определять меновую стоимость товаров там, где продукты не принимают товарной формы? Как видно по всему, под меновою стоимостью продуктов будущего «всемирно-исторического периода» Родбертус понимает просто издержки их производства. Но в таком случае упрек, делаемый им Рикардо и Марксу, окончательно утрачивает всякое значение. Они оказываются виновными в непонимании того, что только в «будущем периоде» меновая стоимость продуктов, т. е. издержки их производства, будут равняться воплощенному в них труду, т. е. издержкам их производства. Такие упреки едва ли могут повредить ученой репутации Рикардо и Маркса.
Как это ни странно, но путаницей Родбертус обязан именно своему излюбленному приему противопоставления «логических категорий» историческим. Как создавались в его уме понятия о «логических категориях в экономической науке», наглядно показывает учение его о капитале. «Капитал сам по себе, капитал в логическом или национально-хозяйственном смысле этого слова, есть продукт, предназначенный для дальнейшего производства... предварительно совершенный труд. По отношению же к прибыли, которую он должен приносить, или с точки зрения современного предпринимателя, он должен явиться в виде издержек предприятия, чтобы быть капиталом. Таким образом, современный исторический капитал обнимает собою стоимость материала, орудий труда и заработной платы»[2]. Содержание понятия об историческом капитале различно в различные исторические эпохи. В античном обществе сами рабочие являются составною частью капитала, в «будущем периоде» все средства производства перейдут в распоряжение общества так, что исторический капитал сольется с «капиталом в логическом смысле этого слова»: он явится в виде продукта, предназначенного для дальнейшего производства, а не в виде «издержек частного предпринимателя». Из этого определения «капитала, в логическом смысле этого слова», видно, во-первых, что до сих пор он существовал только в головах экономистов, и что понятие о нем получит реальное значение лишь в более или менее отдаленном будущем, вследствие отождествления Ормузда с Ариманом, исторического капитала с логическим. Из него следует далее, что до понятия о «логическом капитале» экономисты достигают, лишая понятие «об историческом капитале» некоторой части его содержания. Какой именно? Это зависит от того, к какому направлению принадлежит экономист, производящий эту «логическую» операцию. Родбертус, например, думает, что понятие о заработной плате, как части «логического капитала», противоречило бы «современному правовому положению работника». Поэтому он относит ее к категории дохода и понимает под «капиталом в логическом смысле этого слова» лишь материал и орудия труда. Другие экономисты и на рабочего смотрят, как на «машину, на постройку которой был затрачен известный капитал, начинающий приносить проценты с тех пор, как машина становится полезным работником в производстве» (Флорез Эстрада). Эти «ученые» рассматривают веши, как они существуют de facto, и не заботятся о разладе наших юридических понятий с печальной действительностью. Они сказали бы, что понятие о логическом капитале уже в настоящее время совершенно совпало с понятием об историческом капитале, так что «будущий период» может уже не заботиться о заключении мира между Ормуздом и Ариманом. Разногласия эти могли бы подать повод к самым ожесточенным и продолжительным спорам, которые нисколько не уяснили бы, однако, наших понятий о капитале в каком угодно смысле этого слова. Они остались бы бесплодными по той простой причине, что сами спорящие стороны, несмотря на кажущуюся тонкость их определений, не знали бы хорошенько, о каком значении «капитала» идет речь, рассматривают ли они его с технической или общественно-экономической точки зрения.
В самом деле, по смыслу предлагаемого Родбертусом определения, кремневый топор и кожа убитого дикарем зверя являются таким же «капиталом в логическом смысле этого слова», как и хлопчатая бумага и паровые машины современного фабриканта. Кремневый топор есть такой же «продукт, предназначенный для дальнейшего производства», как и паровая машина. С точки зрения процесса производства определение это справедливо: орудия и материалы труда всегда играют одинаковую роль в этом процессе. Но общественные отношения, среди которых совершается этот процесс производства, далеко не одинаковы на различных ступенях общественного развития. Возьмем, для примера, отношение «продукта, предназначенного для дальнейшего производства», к самому производителю. Современный пролетарий порабощается машиной, между тем как дикарь, которого европеец презрительно называет фетишистом, не мог бы и вообразить себя в зависимости от своего собственного орудия труда. Дикарь эксплуатирует средства производства, современный же рабочий, напротив, эксплуатируется ими. Теперь уже не «капитал» существует для удовлетворения потребности трудящихся, а трудящийся существует ради удовлетворения потребностей капитала — создания так назыв. прибавочной стоимости. «Капитал» был вещью для дикаря; он является в виде общественного отношения для современного работника. Определяем ли мы хоть сколько-нибудь это отношение, говоря, что «капитал есть предварительно совершенный труд»? Нисколько: наше определение касается только роли «капитала» в процессе производства, внутри фабрики или мастерской. Чтобы пополнить его, мы должны были бы прибавить, что этот «продукт предварительного труда» господствует над трудом настоящего времени, что «мертвый схватывает живого», как говорят французы. Но и этого мало. Нам нужно было бы сказать еще, что целью этого господства является производство прибавочной стоимости, которая под различным соусом подается различным представителям господствующего класса. В этом смысле и употребляли слово «капитал» экономисты классики. Только они переносили современные им понятия на все фазисы общественного развития и полагали, что средства производства всегда играли одинаковую роль, что «продукт, предназначенный для дальнейшего произ-водства», всегда приносил прибыль своему обладателю. Они не делали различия между средствами производства и капиталом по той же причине, по которой большинство их не могло себе представить продукт иначе, как в виде товара. Как меновая стоимость казалась им непременным свойством всякого продукта, так и «продукт, предназначенный для дальнейшего производства», всегда обладал, по их, мнению, способностью приносить прибавочную стоимость, т. е. процент и прибыль. Родбертус, лучше их знавший экономическую историю европейских обществ, понимал, что обычное представление о капитале справедливо только по отношению к буржуазному ее периоду. Он старался избежать неудобств принятой экономистами терминологии, установляя различие между историческими и логическими категориями, между капиталом в логическом и капиталом в историческом смысле этого слова. Первым термином он обозначал средства производства, вне всякой связи их с общественными отношениями людей, вторым — он хотел выразить именно эти общественные отношения. Но для него самого не было еще ясно, когда и при каких условиях «капитал в историческом смысле этого слова» может выражать собою общественные отношения производства. Критерием для определения различных видов исторического капитала он взял чисто юридический признак: большую или меньшую широту сферы частной собственности. Характеристическим признаком античного исторического капитала является у него то обстоятельство, что сами трудящиеся представляют собою объект собственности. С этой точки зрения исчезает всякое различие между античным историческим капиталом и капиталом американских рабовладельческих штатов. Однако сам Родбертус не согласился бы уподобить римского землевладельца американскому плантатору, хозяйство которого было обставлено совершенно иными условиями. Попытка Родбертуса установить различие между историческими и логическими категориями есть не более, как неудавшаяся попытка понять и формулировать ту особенность товарного способа производства, благодаря которой «общественные отношения людей являются в виде общественного отношения вещей». Если бы для него была ясна эта особенность, то он не стал бы обозначать одним и тем же термином «капитал» два совершенно различных понятия; о «продукте, предназначенном для дальнейшего производства» — с одной стороны, и об общественных отношениях производства, выразителем которых является этот «продукт», — с другой. Он понял бы далее, что эта двойственность характеризует только буржуазную эпоху общественного развития, и не стал бы искать ее в античном обществе, где товарное производство существовало только в зачаточном состоянии. Тогда в его терминологии не было бы тех странностей, которые мы видим в ней теперь; она не допускала бы отождествления совершенно несходных понятий и не допускала бы для античного и современного общества двух «капиталов»: «логического», к которому относится «продукт, предназначенный для дальнейшего производства», и «исторического», который заключает в себе тот же «продукт» с «прибавкой», в первом случае, рабов, во втором — «стоимости заработной платы». Тогда «капитал в логическом смысле этого слова» был бы назван им просто средствами производства; капиталом же эти средства производства явились бы для него лишь в известную эпоху общественно-экономического развития, когда посредством их эксплуатируется труд работника с целью производства прибавочной стоимости, и когда рабочая сила сама является товаром, продаваемым в розницу различным предпринимателям.
__________________________________
Ïðèìå÷àíèÿ
1 „Zeitschrift für die ges. Staatswissensch.", I u. II Heft. 1878. S. 223—4.
2 „Zur Beleucht. etc.", В. I, S. 98.