Г. В. Плеханов
Сочниеиня - Том II.
Предисловие и приложение к брошюре С. Дикштейна
„Кто чем живет?“
Предисловие к брошюре «Кто чем живет?» С. Дикштейна.
Предлагаемая брошюра была написана по-польски и для польских рабочих. Поэтому могут сказать, пожалуй, что все изложенное в ней не применимо к положению русских рабочих и что русским людям не следует читать книги, написанные польскими «бунтовщиками». Мудрецов, способных сделать такое замечание, немало даже между писателями, газетчиками и журналистами, а потому мы и хотим заранее сказать об этом несколько слов.
Во-первых, рабочим неприлично, да и не расчет, так же враждебно относиться к польским «бунтовщикам», как относятся к ним царь, полицейские и чиновники.
Царю, конечно, и приятно и выгодно сохранить свою власть над Польшей: чем больше у него подданных, тем он «могущественнее», тем больше податей собирается в его казну, тем больше ему уважения от соседних государей.
Чиновники служат царю за деньги, «по вольному найму», и уже по одному этому должны поддерживать хозяйские интересы; за усердие в усмирении бунтовщиков царь награждает крестами, деньгами и землями, отнятыми у владельцев, получивших их законным путем, по наследству или покупкой, но так или иначе замешанных в восстании. Мало ли земель разворовали русские чиновники в Польше!
Полиция... ну та за тем и существует, чтобы «тащить и не пущать», как выражается один русский писатель. Те из рабочих, которым приходилось участвовать в стачках, на себе испытали, как охотно «усмиряет» полиция не только польских, но и русских бунтовщиков. Для полицейского бунтовщиком является всякий человек, восстающий против какой-нибудь несправедливости: крестьянин, не поладивший с кулаком или помещиком, рабочий, не желающий работать за слишком низкую плату, точно так же, как и поляк, задумавший освободить свою родину.
Все это понятно. Но непонятно, какая может быть выгода русскому рабочему народу от угнетения Польши и поляков. Разве благодаря этому увеличивается крестьянский надел? Или возрастает заработок фабричного или всякого другого рабочего? Или уменьшаются подати и налоги? Ничуть не бывало. Напротив, подати увеличиваются, потому что для «усмирения» поляков нужны войска, а для содержания войск нужны деньги, а деньги берутся опять-таки с крестьян и рабочих. То, что выгодно царю и чиновникам, приносит один только убыток рабочему народу.
Но это не все. Чем больше у нашего царя средств угнетать другие народы, тем больше у него возможности притеснять свой собственный народ. В случае надобности, он легко может обратить против русского народа всех тех солдат и всех тех чиновников, которые привыкли бить, грабить и разбойничать в завоеванных землях. Русские рабочие должны помнить, что ни один народ не может быть свободен до тех пор, пока он не перестанет угнетать другие народы.
Не ненависть, а сочувствие должно возбуждать в них стремление угнетенных народов к своему освобождению. «Бунт» — не преступление, а великое и святое дело, когда отдельный класс или целый народ восстает против насилия, за свое счастье, за свою свободу и независимость.
Но и это не все. Книжечка, которую мы предлагаем теперь читателям, написана человеком, который стремился не только к освобождению Польши от царского гнета. Этого ему было мало. Он был социалист, то есть он хотел освободить рабочий народ от гнета кулаков, фабрикантов и помещиков. Он затем и написал свою книжечку, чтобы выяснить рабочим, откуда берется такой общественный порядок, при котором десятки, сотни и тысячи мужчин, женщин и даже детей должны надрывать себя тяжелым трудом для обогащения одного какого-нибудь «предпринимателя». Прочтите эту книжечку, и вы увидите, что такие порядки в Польше происходят от тех же причин, как и в России. А придется вам прочесть перевод подобной же книги с немецкого или с французского языка, — вы увидите, что те же самые причины существуют и в Германии, и во Франции. Во всех цивилизованных (образованных) странах рабочий класс страдает от одних и тех же причин, а потому, когда социалисты указывают, как устранить эти причины, то указания их применимы ко всем цивилизованным странам. Конечно, в каждой стране есть свои местные особенности: но главное коренное средство освобождения рабочего класса везде одно и то же.
Вот почему рабочие всех стран должны считать, — а отчасти уже и считают, — себя братьями. Полное, окончательное и всестороннее освобождение труда есть та общая, великая цель, для достижения которой рабочие всех стран должны соединиться вместе, позабывши ту нелюбовь к людям другого языка и других обычаев, которая свойственна лишь диким и необразованным народам.
Русским рабочим пора уже отказаться от таких предрассудков, пора им откликнуться на тот призыв, который в среде всех цивилизованных народов раздается уже с 1848 года:
Пролетарии[1] всех стран, соединяйтесь!
Теперь читатель видит, почему мы сочли нужным напечатать эту книжечку. Она написана очень хорошо, а этого достаточно, чтобы перевести социалистическое сочинение на русский, как и на всякий другой, язык. Переводчица хотела было несколько изменить выражения автора[2], имея в виду русских читателей. Там, где автор, описывая положение рабочих в других странах, прибавляет, что это — совсем «как в Польше», она хотела поставить — «совсем как в России». Но нам показалось это излишним. Русский рабочий и сам увидит, что его положение ничем не лучше, — если еще не хуже, — положения рабочих других стран. Постоянные же указания на бедствия польских рабочих не бесполезны для русского читателя. Они лишний раз напомнят ему, что русский рабочий должен видеть в польском рабочем не врага, а брата.
В заключение два слова о самом авторе этой брошюры.
Звали его Симон (по-польски Шимон) Дикштейн. Но этим именем он не подписывался под своими сочинениями, а выбрал, как это часто бывает между писателями, другое имя (псевдоним). Он называл себя Яном Млотом (Иваном Молотом). Он родился в 1858 год в Варшаве от очень бедных родителей. С детства он отличался большими способностями, пятнадцати лет окончил уже гимназический курс, а еще через пять лет получил уже степень кандидата университета. Тогда перед ним открылась дорога если не к богатству, то, по крайней мере, к спокойной и обеспеченной жизни ученого. Трудолюбивый и даровитый, он мог приобрести громкое имя в науке. Но не это привлекало его. Как раз к тому времени, когда он окончил курс в университете, в Варшаве очень усилилась социалистическая пропаганда между рабочими. Дикштейн (или просто Дик, как называли его товарищи) оставил свою зоологию[3] и целиком отдался делу рабочего класса. Это, разумеется, навлекло на него полицейские преследования, так что он должен был бежать за границу. Здесь наступила новая пора в его жизни. Не имея возможности лично распространять социалистические идеи между рабочими, он стал писать. Писал он много и прилежно, переводил социалистические книги, составлял статьи для социалистически« журналов и, между прочим, написал брошюру «Кто чем живет?». Кроме того, ему нужно было писать еще и для заработка, так как он, подобно всякому пролетарию сам должен был зарабатывать свой хлеб насущный. Тут ему и помогло его образование. Он переводил ученые сочинения с английского на польский язык и жил на заработанные таким образом деньги. В то же время он сам занимался учеными зоологическими работами и готовил к печати очень серьезное сочинение.
Казалось, что этот ученый, честный и даровитый молодой человек нашел, как говорится, свое призвание. Он учился и работал на пользу дорогого ему дела; а это все, что ему было нужно. Но в его характере была одна черта, не позволявшая ему успокоиться на сделанном. Он никогда не был доволен собой. У очень многих людей такое недовольство ведет лишь к новым успехам: постоянно стремясь к лучшему, они действительно становятся лучше, чище, возвышеннее. Но у Дикштейна эта черта была развита до такой степени, что превратилась в болезнь. Вечно недовольный собой, он переставал верить в свои силы, переставал считать полезной свою писательскую деятельность, а жить без пользы для дела он не хотел, да и не мог. Под влиянием такого настроения он принял яду и умер 6 июля (н. ст.) 1884 года в Берне, откуда его перевезли потом для похорон в Женеву.
Нужно ли говорить, что об его безвременной смерти горько пожалели все, хоть немного его знавшие. Тело его провожали на кладбище социалисты самых различных народностей. Поляки и немцы, русские и французы со слезами опускали в могилу гроб честного и скромного Дика. Один старый французский революционер рыдал, как ребенок, повторяя, что он любил его как сына. Польская социалистическая партия лишилась таким образом очень полезного деятеля. Но мы думаем, что, прочитавши предлагаемую брошюру, русские рабочие также помянут добром ее автора. Такие люди, как Дикштейн, живут не для себя, а для счастья рабочего класса. Вот почему рабочие должны свято чтить их память.
Женева, 20 марта 1885 года.
Приложение к брошюре С. Дикштейна «Кто чем живет?»
Стоимость всякого продукта определяется количеством труда, затраченного на его производство (т. е. на его изготовление). Это признано всеми учеными. Но у человека, не знакомого с наукой, может явиться такая мысль: если стоимость всякого продукта будет тем больше, чем больше труда потрачено на его производство, то неумелый и неловкий сапожник, провозившийся над своими сапогами гораздо больше, чем нужно, получит за них больше, чем опытный мастер, работающий хорошо и скоро. Но такое рассуждение ошибочно.
Наука говорит не о той излишней трате времени и труда, которая происходит от неловкости рабочего. Этот излишний труд есть труд ненужный, затраченный им без надобности, только по неумению. Наука говорит о труде необходимом, без которого обойтись невозможно. А этот необходимый труд также бывает не всегда одинаков. Всякому известно, что на швейной машине скорее можно шить, чем без машины. Пока не было швейных машин, трудом, необходимым на шитье, скажем, рубашки, был труд средней (т. е. не самой хорошей и не самой плохой) швеи, работающей с помощью иголки. Когда же были изобретены швейные машины, труд, необходимый для шитья рубашки, стал меньше, потому что на машине ее можно сшить скорее. Швея, у которой нет машины, конечно, так же долго, как и прежде, провозится над рубашкой; но теперь некоторая часть ее труда уже не будет считаться необходимой. Какая именно часть? А вот какая. Если на машине можно шить втрое скорее, чем без машины, то только третья часть труда нашей швеи будет трудом необходимым. Положим, что она провозилась с рубашкой шесть часов, а на машине можно было бы сшить ее в два часа. Тогда шесть часов труда нашей швеи будут равняться только двум часам необходимого труда. Вот почему введение машин всегда разоряет ремесленников, работающих ручными инструментами.
Но это еще не конец. Чтобы мой труд был трудом необходимым, нужно, чтобы произведенные мною продукты были нужны обществу, чтобы на них был спрос, как говорят ученые. Возьмем хоть ткацкое дело. Полотно к всякие ткани, конечно, нужны людям; это такой продукт, без которого могут обходиться только дикари. Поэтому на полотна есть спрос; труд ткача есть труд необходимый. Но и тут дело зависит от того, работает ли ткач на машине или на ручном станке. В настоящее время необходимым трудом ткача считается только тот труд, который необходим при тканье машинами. Тот излишний труд, который потребуется при ручном станке, не считается уже необходимым. Оттого-то наши ткачи-кустари так бедствуют в настоящее время.
Но положим, что нужно было десять тысяч штук полотна, а приготовили их двадцать тысяч. Выходит, что полотна приготовили вдвое больше, чем требовалось, значит, и труда на его производство истратили вдвое больше, чем нужно. Излишний труд не есть необходимый труд. Если половина всех сработанных кусков была приготовлена без надобности, то и труд, затраченный на производство этой половины, будет трудом излишним, а вовсе не необходимым. Если люди, приготовившие полотно (сами ткачи или их хозяева), станут продавать полотно все разом, то стоимость полотна будет вдвое меньше, чем должна была бы быть по настоящему. Каждый из них понесет убыток, каждый из них увидит, что половину своего времени истратил даром, что его труд только на половину был трудом необходимым. Если же половина людей, изготовивших полотно, ухитрится вывезти его на рынок прежде, чем привезет его другая половина, то им, пожалуй, удастся продать его именно сообразно с количеством труда, затраченного на его производство. Но тогда другая половина «производителей» полотна совсем не найдет покупщиков, их труд окажется совершенно излишним; значит и стоимость их полотна будет равна нулю, потому что на производство этого полотна вовсе не затрачено необходимого труда. Но их может отчасти выручить дешевизна их товаров. И вот каким образом.
Видя, что нет спроса на их полотно, они будут, что называется, навязывать его покупателям, будут все больше и больше понижать его цену. Тогда многие из тех людей, которые из бедности не могли покупать полотна, когда оно продавалось по настоящей цене, купят его теперь за бесценок. Кроме того, некоторые из зажиточных людей пожелают купить его в запас опять-таки потому, что соблазнятся дешевизной. Благодаря этому, наши запоздавшие продавцы полотна вернут кое-что из своих «издержек производства», но без убытка, и без большого убытка, дело все-таки не обойдется.
Но кому же охота работать в убыток, задаром? Видя, что спрос на полотно упал, люди, занимающиеся его производством, будут приготовлять его меньше. Тогда поднимется его цена. Если полотна приготовят на этот раз ровно столько, сколько его требуется, то весь труд, затраченный на его производство, будет трудом необходимым. А если полотна приготовят меньше, чем требуется, то цена его подрастет еще больше, так что производители получат больше, чем следует. Тогда вместо убытков они получат огромные барыши. Но на большие барыши охотников много. Явятся другие производители полотна; они также вывезут его на рынок. Тогда цена его опять упадет, и т. д.з>
Вот эти-то колебания цены полотна и приводят к тому, что если мы возьмем не один год и не один случай, а много лет и много случаев продажи полотна на рынке, то увидим, что стоимость его определяется количеством труда, необходимым на его производство.
То же самое можно сказать обо всяком другом продукте. Следует только помнить, что под количеством труда, необходимого на производство какого-нибудь продукта, нельзя понимать труд рабочего одного какого-нибудь ремесла. Так, например, в замке заключается труд не только слесаря, но также и рудокопа, добывающего железную руду, рабочих, занимающихся выплавкою руды, изготовлением полосового железа, перевозкой и т. д., и т. д. Все эти рабочие способствовали приготовлению если не самого замка, то материала для него. А потому труд всех этих рабочих должен идти в расчет при определении стоимости замка.
Точно также, когда мы сравнивали труд швей, не имеющей швейной машины, то для полноты нужно было упомянуть еще вот о чем. Сама швейная машина приготовлена трудом рабочих. Поэтому она также имеет стоимость. Стоимость эта уменьшается от употребления машины; подержанная машина всегда дешевле новой. Но та стоимость, которая утрачена швейной машиной, переносится на сшитые, с ее помощью, вещи. И это понятно. В рубашке, сшитой на машине, заключается, между прочим, труд рабочих, сделавших машину. Значит, если говорить совсем точно, то шесть часов труда швеи, работающей без машины, не будет равняться, - как мы сказали,- 2 часам необходимого труда. Работая без машины, она не переносит на сшитую ею рубашку той стоимости, которую теряет эта машина от употребления. Поэтому, хотя она шьет втрое медленнее, чем шила бы на машине, но шесть часов ее труда будут равняться ужо не двум, а скажем, 2 с четвертью или двум с половиною часам необходимого труда. Само собою разумеется, что эта маленькая разница не улучшит ее бедственного положения, происходящего от введения машин.
__________________________________
Примечания
1 Пролетарием называется человек, не имеющий ни земли, ни орудий труда, ни капитала и вынужденный продавать свою рабочую силу, наниматься к хозяину, чтобы не умерить с голоду.
2 Автором сочинения называется человек, его написавший.
3 Зоологией называется наука о животных.