БОРЬБА ЗА КАЧЕСТВО, ЗА ЭКОНОМИЮ, ЗА ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ ТРУДА И СТАНДАРТ
Товарищи! Все что мы в эту эпоху делаем, мы делаем, так сказать, начерно и только готовимся работать набело. Если угодно, то набело мы только произвели работу уничтожения самодержавно-бюрократического и буржуазного строя. (Аплодисменты.) Но новое строительство мы пока ведем вчерне. Без этого нельзя. И рабкору и селькору также рекомендуется, если есть бумага про запас, перебелить то, что пишешь, проверяя и факты и изложение. А ведь сейчас мы в Советской Республике не просто рабоче-крестьянские корреспонденции пишем, а строим новое общественное здание. Работа идет начерно. Потом поправки, иногда очень капитальные, еще поправки, улучшения, уточнения, - только таким путем коллективного творчества можно создать новый общественный строй.
В области хозяйства у нас поправки к "черновику" идут одновременно по разным линиям. Мы боремся за повышение производительности труда, мы боремся за экономию, мы боремся за качество продукции. Это в сущности подходы с разных сторон к одной и той же задаче. А задача какая? Создать целесообразно, правильно, разумно построенное хозяйство. А чем же каждое хозяйство проверяется и измеряется, - и частное хозяйство отдельного крестьянина, и завод, и целое общество? Проверяется и измеряется хозяйство производительностью труда: на единицу рабочей силы - какой получается трудовой результат? От чего этот результат зависит? От всего общественного строя, от техники, от организации общества, от степени его производственной квалификации, от навыков, от сноровки, от культуры. Все это в целом, начиная с земли, вернее с подземных богатств, и кончая высшими учебными заведениями, все это вместе определяет уровень производительности труда в обществе. То общество будет жить, развиваться, крепнуть производительность труда в котором повышается. Вот почему производительность труда в нашем хозяйстве необходимо всегда сравнивать с производительностью труда в капиталистических странах, чтобы твердо судить, догоняем ли мы их или отстаем. А мы обязаны догонять, если хотим победы.
Отсюда как будто вытекает, что все зависит от повышения производительности труда, а качество продукции это уже дело второго и третьего порядка. Некоторые из наших хозяйственников и администраторов так и рассуждают. Однако, это в корне неверно. Не только потребитель, но и общество в целом с этим мириться не могут и не должны.
Когда мы говорим о производительности труда сапожника, то имеем в виду производство на единицу рабочей силы не просто двух, трех или пяти пар сапог, а стольких-то пар определенного качества, потому что можно дать десять таких пар, которые, с точки зрения интересов общества, будут иметь меньшее значение, чем две пары хороших сапог.
Многие думают, будто борьба за качество есть стремление достигнуть каких-то идеальных качеств, независимо от условий и издержек производства, в то время как у нас не хватает самых необходимых товаров. И отсюда делают вывод: хоть похуже, да побольше. На самом деле, товарищи, дело идет не о каком-либо идеальном качестве, независимо от места и времени, а о таком качестве товаров, которое при данных условиях, при данном сырье, при данном оборудовании выгоднее всего для потребителя и для общества в целом. Вот такое выгодное, такое наиболее целесообразное качество надо найти и установить для всех отраслей производства. И это качество называется английским словом стандарт, т.-е. известное, установленное, закрепленное, записанное качество, по которому надо равняться. Стандарт пересматривается и изменяется в зависимости от изменений условий производства.
И если мы подойдем к качеству не с точки зрения какого-нибудь идеала - подай мне что ни на есть лучшего, - об этом и речи быть не может, - нет, ты мне подай то, что наиболее выгодно и целесообразно при данном сырье, при данной рабочей силе, подай мне по стандарту общественно выгодное качество продукции, - если, говорю, подойдем с этой единственно правильной точки зрения, тогда не будет никакого противоречия между качеством и экономией, между качеством и производительностью труда. Тогда мы скажем с вами трестовику, директору завода, рабочему: дай на единицу рабочей силы в год столько-то продуктов такого-то качества по стандарту! А измерять голой цифрой число продуктов, если сам продукт по качеству не измерен, значит играть цифрами впустую. Надо твердо понять, что по всем этим трем линиям, по производительности труда, по качеству, по экономии, мы лишь с разных сторон подходим к одной и той же задаче: постройке целесообразного, внутренне-согласованного, т.-е. в последнем счете социалистического хозяйства. Это и есть задача задач.
Где между экономией и качеством, между качеством и производительностью труда происходит разрыв, там мы сами себя обманываем. Примеров - сколько угодно! Вот отправляем, скажем, в Персию стеклянную посуду. Ради экономии взяли старые деревянные ящики, чтобы не тратиться на новые. Солома - также общественно полезный продукт, зря расходовать не надо, - сэкономили. А между прочим, перебили 80% посуды, пока до Персии доехали. Такой случай был. Какой отсюда вывод? Тот, что упаковка нужна не "самая экономная", но и не "самая лучшая", а такая, которая сохраняет стекло в пути. Заводы должны иметь стандарт упаковки. Говорят нам сейчас: будем давать ткань похуже, но чтобы ее было больше. Шерсти не хватает, дадим суррогат. Конечно, на нет и суда нет. Если нет шерсти, надо бумажное волокно смешать с шерстью, дать полушерстяную материю. Но что это значит? Долой качество, да здравствует количество?! Нет, совсем не то. При правильном, научном подходе это значит: при данном сырье, т.-е. при полушерсти дай наилучшее качество продукции. Но вопрос ведь не ограничивается предметами потребления. Возьмем хотя бы ручной инструмент. Тут среди вас немало рабочих, которые знают из опыта лучше моего о значении качества инструмента не только для качества продукции, но и для производительности труда. Если инструмент плохой, будет неизбежно меньшая выработка. Тут уже качество непосредственно переходит в количество. Если гнаться за производительностью труда, игнорируя качество, - сорвешься, обожжешься, пальцы себе отобьешь - тем же плохим инструментом.
Нередко при суждениях о качестве продукции сбиваются с общественно-хозяйственной на частно-хозяйственную точку зрения, которая кажется подчас ужасно "деловой". А на самом деле оказывается нередко мелко-деляческой. С точки зрения отдельного предпринимателя, который с рынка получает сырье, материалы, инструмент и на рынок выбрасывает свою продукцию, можно сказать: "дам товар похуже, зато числом поболе". С точки зрения государства, которое имеет в своих руках все последовательные стадии производства, начиная с руды, с угля, с хлопка, кончая окрашенной готовой тканью, или гвоздем, или книгой, - в этих условиях количество и качество увязываются воедино. Раз государственная промышленность в своих руках имеет все отрасли хозяйства, все этапы его, все этажи, то на каждом шагу обнаруживается, что производительность труда в верхних "этажах" зависит от качества продукции в нижних этажах. Если пряжа плохая, то текстильщик даст меньше ткани. Если плох уголь, то это снизит выработку металлургической промышленности. Если плох металл, то в машиностроении упадет производительность труда. Надо брать процессы производства в их общественной связи, а не враздробь, не в розницу. Нет и не может быть никакого противоречия между борьбой за экономию, борьбой за производительность труда и борьбой за качество продукции. Это есть разные стороны одной и той же основной задачи. Нужно уметь их увязать, а увязываются они плотно узлом стандарта.
РОЛЬ ПЕЧАТИ
В борьбе за качество продукции можно идти по-разному. Капиталистическое хозяйство пользуется своими методами, т.-е. конкуренцией. Мы на этот путь встать по общему правилу не можем. У нас все заводы и фабрики объединены в руках одного и того же хозяина. Да нужно сказать, что и в высоко развитом капитализме - при господстве трестов - качество все больше регулируется лабораторией, через стандарт, а не голой конкуренцией. Обеспечить необходимое качество продукции при национализированной промышленности - большая задача. Прежде чем дойдем во всех областях до стандарта, нужно смести прочь неряшливость, беспечность и прямую недобросовестность. Достигнуть этого мы можем не столько через рынок, сколько через правильно организованный общественный и государственный контроль. Вот здесь-то на первое место и выступает печать. В той кампании, которую мы вели за последний год, мы пользовались разными инструментами: и печатью, и административным нажимом органов ВСНХ, доходили даже до ГПУ. Но если подводить итоги, то нужно сказать, что больше всего результатов в деле борьбы за качество продукции дало вмешательство печати. Особое Совещание по качеству продукции получает ежедневно несколько десятков вырезок из газет всего нашего Союза, преимущественно заметки рабкоров и селькоров о качестве того или иного товара. Все эти вырезки без исключения разбираются. Конечно, есть между ними много случайных, неправильных, есть много неизбежных повторений, когда жалуются с разных концов страны на одно и то же. Ни одна из вырезок не остается не рассмотренной, а все новые и сколько-нибудь существенные жалобы подвергаются расследованию. За шесть месяцев произведено 750 расследований по корреспонденциям рабкоров и селькоров и вообще по газетным статьям. В целом ряде отраслей промышленности эти расследования дали ценнейшие результаты: в текстильной промышленности, в полиграфической, в сельскохозяйственном машиностроении. Интересен и поучителен такой случай. Когда сведения о недочетах плугов, ввезенных нами из Германии, от фирмы Эккерт, попали в печать через жалобы с мест, то они дошли естественно и до Германии, где к голосу рынка прислушиваются. Что же сделала фирма Эккерт? Она немедленно посадила одного из своих директоров на самолет, и тот прилетел в Москву, так сказать, по вызову наших рабкоров и селькоров. (Смех.) Было заседание Особого Совещания по качеству продукции, на котором фирма Эккерт обязалась немедленно заменить те части плугов, которые имели тот или иной недочет.
Наши трестовики тоже проявляют иногда внимание к голосам печати - почти такое же, как капиталистическая фирма Эккерт. (Смех.) Но, к сожалению, не всегда. У иностранной фирмы на наших рабкоров и селькоров, на нашу печать управы нет. А кое-кто из трестовиков, хозяйственников, администраторов склонен считать, что куда вернее и проще загнуть салазки газетному работнику, чем исправлять качество продукции и вообще устранять недочеты. При появлении критической заметки в газете гражданин-бюрократ, а чаще товарищ-бюрократ склонен ставить вопрос: "что это там за бузотер завелся?". Есть такое словечко - бузотер, излюбленное бюрократами, вам оно хорошо известно, это почти что профессиональная кличка рабкора. (Смех, аплодисменты.) Конечно, вы не хуже моего знаете, что и в печатных обличениях не без греха, в семье не без урода, бывает "критика" по мотивам недоброкачественным, личным, критика-интрига, бывает, очень бывает. Но, с другой стороны, бывает, - это куда чаще, - что "начальство" не любит критики вообще. Средней закваски бюрократ ведет автоматически свою работу, ни шатко ни валко, через пень-колоду, - но вот прочитал в газете критическое сообщение, на душе беспокойно, тревожно. И чего они там эти бузотеры (по-старинному щелкоперы) смуту заводят? А нельзя ли им рот заткнуть для порядку? Вот таких бюрократов, казенных мухоморов мы через Особое Совещание по качеству проводили неоднократно. Бывали очень бурные сцены. "Это - вопит - преступление, подрыв госпредприятия, подрыв социализма, надо критикана подтянуть, притянуть" и прочее. "Да помилуйте, - урезониваем мы его, - и газета есть госпредприятие, если уж на то пошло. Газета говорит, что твое качество плохое, а ты говоришь, что ее качество плохое. Ибо ведь и газета тоже имеет свое качество продукции. Давай разберем. Прежде чем этого самого рабкора или селькора, корреспондента, журналиста тянуть во всякие грозные места, давай спокойно разберем, поглядевши, как твое хозяйство выглядит на деле".
Многие хозяйственники очень внимательно и добросовестно следят за газетным материалом, проверяют сведения, посылают специалистов на место, в деревню, особенно поскольку дело касается сельскохозяйственных машин, так что в этом отношении успехи достигнуты значительные. Здесь в отношении качества продукции между рабкорами и селькорами, как справедливо указывает ответственный секретарь нашего Совещания, тов. Шухгальтер, разделение труда и сотрудничества самое естественное: рабкор следит за качеством в процессе производства, а селькор - в процессе потребления. Рабкор пишет о том, как идет дело на машиностроительном заводе, а селькор подает голос насчет того, как сенокосилка или плуг показывают себя на работе. Рабкор с завода, селькор из деревни перекликаются друг с другом по вопросу о качестве продукции, а в центре Особое Совещание эту перекличку перехватывает, расследует и делает, что можно.
ПОЛИГРАФИЧЕСКАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
Главнейшим инструментом кампании является печать, а материальным инструментом печати является полиграфическая промышленность - типография, наборная машина, печатный станок. Вот почему мы такое колоссальное значение придаем полиграфической технике. Когда на IX съезде, еще в условиях военного коммунизма, ставился вопрос о поднятии промышленности, резолюция съезда особо выделила и выдвинула вопрос о поднятии печатного дела, в качестве ключа ко всей производственно-агитационной и воспитательной работе. На XII партсъезде, когда уже в условиях нэпа был поставлен в широком масштабе вопрос о промышленности, партия опять особо выделила и выдвинула вопрос о полиграфической промышленности. Да и как же иначе? Полиграфическая промышленность есть основное орудие мобилизации и воспитания общественного мнения во всех областях, в том числе и в хозяйственной. Социализма нельзя построить бюрократическим путем; социалистическое хозяйство нельзя создать административными приказами; только путем величайшей инициативы, самодеятельности, настойчивости, упругости мнения и воли многомиллионных масс, которые ощущают и сознают это дело, как свое дело, которые никогда не надеются на то, что кто-нибудь сделает это дело за них, - только в таких условиях, только таким путем и такими способами можно построить социализм. Вот почему бюрократизм является смертельным врагом социализма. А что же является важнейшим орудием пробуждения и воспитания социалистической общественности? Конечно, печать с ее материальным стержнем, в виде полиграфической промышленности. Некоторые бюрократы (случалось) говорят: "Полиграфическая промышленность - это дело десятое, интересует только журналистов". Типография - для журналистов, - совсем как Простакова у Фонвизина: "география для извозчиков". Вздор! Нельзя поднять ни тяжелую промышленность, ни сельское хозяйство, ни хлопководство, если не будем иметь газету, которая дойдет до самых темных углов и дойдет в таком виде, чтобы ее можно было прочитать. Теперь на помощь газете приходит радио, которое является в наших условиях могущественнейшим орудием социализма, а в других условиях, как это обнаружилось в Англии во время стачки, страшнейшим врагом. Это зависит от того, в чьих руках находится этот великий инструмент. В течение десяти дней стачки английское радио запугивало и угнетало общественное мнение пролетарского населения. Вопрос о радио должен быть отныне тщательно взвешен при определении приемов и методов массовой борьбы. Во время всеобщей стачки нельзя оставлять радио в руках врага. Но этот вопрос подлежит особому обсуждению. Вернемся к полиграфической промышленности. Успехи в этой области есть, и количественные и качественные. Нашу газету теперь по общему правилу можно прочитать. Это не высшее достижение, но все же весьма серьезное завоевание. У нас в этом году около восьми миллионов экземпляров газет. До войны в царской России тираж всех газет вряд ли переходил за предел 3 1/2 миллионов. Успех серьезный! В то время как во всех других отраслях промышленности мы не достигли еще по общему правилу и ста процентов довоенного, в области газетного дела мы достигли уже значительно более двухсот процентов. Но если будем оглядываться не на довоенный уровень, который был уровнем темноты, невежества и кабалы, то окажется, что от передовых капиталистических стран мы в области газетного дела еще страшно отстаем.
ПЕЧАТЬ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ СТРАН
Я для сравнения захватил с собой одну английскую и одну американскую газету. Многие из вас, вероятно, их видали. (Голоса: нет, не видали.) Вот газета "Таймс" - большая газетина - будь она неладна. (Смех, аплодисменты.) Это - главный орган великобританской печати, газета консервативная, в вопросах внешней политики поддерживающая всякое правительство - либеральное, консервативное и даже так называемое рабочее правительство Макдональда, которое вело, впрочем, консервативную внешнюю политику, да и внутреннюю тоже. Это - номер за один только день, в нем 32 страницы, печатается газета петитом и нонпарелью. Я сегодня просил товарища подсчитать, сколько это выйдет, если перевести на нашу "Правду". В "Правде" на 6 страницах помещается 270.000 печатных знаков, а здесь на 32 страницах 2.300.000, т.-е. в 8 3/4 раза больше. Сколько же они здесь наврут!.. (Аплодисменты.) Вы скажете: где они каждый день берут такое количество материала? Сколько у них должно быть своих буркоров? (Смех.) Так вот позвольте, я вам покажу: первая, вторая и третья страницы набраны мельчайшим шрифтом - здесь напечатаны объявления, без кричащих заголовков, без траты лишнего места, но зато порядок образцовый, строгая система, так что любое объявление найти очень легко. Затем идет страница, посвященная суду. Мы не раз с вами говорили и писали, что общественное воспитание должно идти также и через внимательное освещение того, что делается в судах, потому что суд - это изнанка общества, в суде отражается и быт и весь наш строительный процесс, но отражается, так сказать, в опрокинутом виде. Однако, освещение суда в нашей печати подвигается плохо: и места не хватает и сноровки надлежащей у нас нет... Дальше, на двух страницах "Таймса" идет спорт - все виды его: кто кого где раскровянил в боксе; футбол занимает огромное место; наконец, каждая лисица, убитая лордом, находит здесь свою биографию. (Смех, аплодисменты.) Дальше идет парламент - опять мельчайший шрифт, нонпарель - две страницы, - почти такое же внимание, как футболу и боксу, - затем внутренние дела, - компактно, плотно, булавки не продвинешь. Дальше идет то, что у нас называется "разное". Затем - торговля, вот эта страница, театр - страница, иностранные новости - страница, а по числу букв эти страницы идут за две страницы "Правды". Вот этот внутренний лист представляет собою то, что мы называем собственно газетой. Здесь вот иностранные дела, здесь главнейшие новости за последний день, а здесь статьи, передовые и всякие другие, дальше - продолжение важнейших новостей. Эти четыре страницы составляют сердцевину газеты. А кроме них еще 28 страниц! Последуем далее. Здесь опять "разные" сообщения со всего мира. Более подробно характеризовать их не буду. Здесь страницы иллюстраций, фотографий и пр., отчетливых, гораздо лучше, чем в наших еженедельниках и ежемесячниках, а ведь это ежедневник, который печатается ротационным путем. Здесь - финансы и биржа, отчеты акционерных обществ, торговля, биржевые цены, рынок товарный, дальше - поезда и пр., а затем последние страницы объявлений. Таков ежедневный номер "Таймса". Если вы думаете, что это - по размеру - рекордная газета, то ошибаетесь. Америка в этом смысле оставляет Англию далеко позади, по крайней мере, по количеству. (Голос: А по качеству?) По качеству техники "Таймс" выше всех газет. В смысле вульгарности, сенсации, игры на низменных чувствах американцы, пожалуй, бьют рекорд, хотя с точностью решить это трудно. За время последней всеобщей стачки в Англии издавалась правительственная газета всего на четырех страницах, - я вам ее покажу, - а какое в ней умещалось гигантское количество прессованной лжи!..
То, что я показываю вам сейчас, есть воскресный номер американской газеты, - 114 страниц, не больше не меньше! Насчет букв, я уже не подсчитывал, потому что здесь цифры будут астрономические. Товарищ спрашивает: когда же они это читают? Вопрос этот напрашивается сам собою. Тем более, что газеты выходят не раз в день, а три-четыре раза в день. Когда же они читают? Разумеется, никто не читает воскресную газету эту целиком, но всякий член семьи находит в ней то, что ему нужно. Если ты интересуешься спортом, охотой, вот тебе две-три страницы, - есть, где душе разыграться. Если ты благочестивый член англиканской или иной церкви, есть одна-две страницы о проповедях и всяких вообще церковных делах. Если ты биржевой плут, то более подробного отчета о бирже, чем здесь, не найдешь. В чем тут суть? Печать имеет перед собою читателей с разными вкусами, с разными темпераментами, с разными интересами, и она старается каждого за какой-нибудь личный крючок зацепить. А дело идет ведь не только о буржуазии. Эта печать ведь очень дешевая. Воскресный номер в 114 страниц стоит пять центов, что значит 10 копеек. Обычный номер, вроде "Таймса", стоит два цента - 4 копейки. Это не оплачивает даже бумаги. Но есть объявления, есть банковские подачки, много кой-чего за этой дешевизной скрывается. В результате на улицу брошена дешевая газета, которая дает и новости, и фотографии, и цветные иллюстрации, и моды, и страницу для детей, и насчет кухни, и насчет стирки, и о боксе, и о боге... Все найдете здесь, и все ведет к той же цели: захватить каждого, развлечь, рассеять и попутно отравить ядом подлейших предрассудков. Рабочий-спортсмен ищет сведения о спорте, но неизбежно перелезает через спорт на следующую страницу, а с нее и дальше, и потихоньку, полегоньку запутывается в буржуазной сети.
СВОБОДА ПЕЧАТИ
Не надо забывать, что в Англии, где десятки буржуазных газет, более распространенных, чем "Таймс", есть только одна ежедневная "рабочая" газета, да и та макдональдовская, т.-е. если не самой буржуазии, то ее политического приказчика. Это одно уже полностью объясняет, почему, собственно, так выходит, что буржуазия обходится без цензуры, что у нее "свободная" печать - по крайней мере, в нормальное время, когда нет всеобщей стачки, нет гражданской войны и нет войны международной. Зачем им цензура, если они имеют в своих руках полностью и целиком и типографии, и писателей, и бумагу? В "мирное" время этого за глаза достаточно, ибо печать собственников есть организованный заговор по охране интересов земельных лордов и капиталистов. У этой печати внутренняя цензура. У каждого буржуазного журналиста такой жандарм сидит внутри, что ему наружный жандарм не нужен.
Однако, без цензуры они обходятся лишь до первого случая. В Польше демократия из демократий, свеже испеченная, по последним образцам, только что из исторической печи вынули. А на днях Пилсудский, в борьбе за качество своей демократии, внес в режим некоторые поправки, с применением пехоты и конницы, а потом, в ответ газетчикам, когда они стали спрашивать: что же дальше? Пилсудский, пококетничав, сказал: "я мог бы быть полезным и ценным на посту диктатора". Это дословно! Один мог бы быть полезным в качестве бухгалтера, другой - в качестве массажиста, а я, говорит Пилсудский, мог бы быть полезным на посту диктатора. Один такой массажист есть в Италии, называется он Муссолини. Звезд с неба он тоже не снимал. Почему же и Пилсудскому не сесть на демократию? На основе бурного отлива революции, как это было в Италии, или на основе экономической безвыходности и отчаяния мелкой буржуазии, как в Польше, вовсе не нужно выдумать порох, чтобы "стать полезным в качестве диктатора". И ни один "Таймс" не залаял в защиту демократии. Признали Пилсудского немедленно. Вот вам новый урок демократии!
А в Англии? Этот самый "Таймс" и вся остальная британская печать пережили не так давно несколько тяжелых дней. Это было во время всеобщей стачки, которая самым фактом своим показала, что "свобода" печати, как и все другие "свободы", как и сама печать, держится на определенной производственной основе, на непрерывности труда пролетариата и летит прахом вместе с прекращением этой непрерывности. Все буржуазные газеты были заменены одной правительственной. Она выходила вот в этаком виде, на четырех страницах. Правительство конфисковало для себя всю бумагу и тем самым показало, что "свобода" печати есть не параграф конституции, а факт обладания материальными ресурсами. Поучительный урок для английского пролетариата! А это вот "Вестник Генерального Совета" - четыре маленькие страницы. Не из-за того они, однако, потерпели такое поражение, что у них были только четыре странички. На четырех страничках можно многое сказать. В 1917 году "Правда" какая маленькая была, а какой переворот произвела, сперва - в умах, потом - в отношениях. Вся суть в том, что сказать! А здесь, в "Вестнике" стачки, царил дух соглашательства, дух искательства, приниженности и трусости, - поэтому стачка и потерпела такое жестокое поражение.
Во время стачки был один эпизод, который должен интересовать не только печатников, но и рабселькоров. Наборщики газеты "Дейли Мейль", одной из подлейших газет во всем мире (а это большая марка!), вдруг отказались набирать передовую статью, направленную против стачки и написанную слюною бешеной собаки. Величайшее возбуждение и возмущение всего общественного мнения, вплоть до самого Макдональда! "Как, вторжение в дела редакции, посягательство на свободу печати!". Что же такое их свобода печати? Свобода печати есть неоспоримое право буржуазии печатать руками рабочих, в "своих" типографиях, на "своей" бумаге все то, что направлено против интересов народа, при чем попытка рабочих вмешаться в дело и заявить, что сегодня, в день всеобщей стачки, мы, типографские рабы, отказываемся печатать вашу клевету на пролетариат, клеймится и громится как покушение на свободу печати. Стачка тем и велика, несмотря на ее поражение, что она всю фальшь британской демократии обнаружила до конца.
Хорошо было бы в каждом рабочем клубе в Англии, в каждом профсоюзном здании иметь на стене вот этот номер газеты "Дейли Мейль", изданной в Париже в день открытия стачки. Вот здесь напечатана передовица под заглавием "За короля и отечество". Дальше идет вторая статья "За свободу печати". Дух торжественный, патетический, патриотический, боевой. "Начинаются дни великих испытаний. Москва поднимает рабочий класс на старую Англию, на короля, на отечество и на свободу печати" (это, товарищи, та самая "Дейли Мейль", которая обвиняет наши профсоюзы в том, что они для разрушения британского хозяйства передают английским углекопам не свои деньги, а деньги советского правительства). Но вот что особенно замечательно. Эта самая глубоко нравственная газета, которая вступается за короля, отечество и свободу печати, она перед этой самой королевской статьей вот на этих двух столбцах, перед самым носом у короля и отечества, печатает десятки крикливых объявлений о непотребных домах Парижа, существующих на усладу благородной публики с кошельком. Подумайте, в благочестивейшей газете, в день великого "национального испытания", когда газета эта возводит особенно бешеную хулу на Москву и на рабочий класс, она тут же, на первой странице, печатает зазывательные объявления о ночных развлечениях, о злачных местах для лордов, которые бежали в Париж от треволнений. Эта патриотическая газета собирает свои безгрешные доходы и с защиты короля, отечества и свободы печати, и с непотребных домов. (Аплодисменты.)
БЮРОКРАТИЗМ И МОЛЧАЛИНСТВО
Да, нам незачем ни нашу цензуру, ни нашу диктатуру прикрывать или прикрашивать перед лицом вот этой демократии, вот этой свободы печати, вот этой комбинации из благочестия и непотребства. У нас своя демократия. В чем ее пределы? Ее пределы в интересах и потребностях революционной диктатуры. Об этом, насколько я успел заметить по отчетам, здесь уже была речь. Повторим еще раз: пределы нашей демократии - в интересах и потребностях революционной диктатуры, которая по-прежнему борется против мира врагов, - и все, что направлено против интересов революционной диктатуры, должно быть беспощадно отметено. Но это не значит, что у нас не должно быть своей демократии, пролетарской, полнокровной, бьющей ключом. Мы ее должны создать. Социалистическое строительство возможно только в условиях роста подлинной, революционной демократии трудящихся масс, которые живо, сознательно и самостоятельно откликаются на все вопросы хозяйственного и культурного строительства. Рабкоры и селькоры - не "аппарат" государства, а орган этих масс, воздействующий на государство под общим руководством партии.
Я упомянул о словечке "бузотер", которое у нас нередко пускают в ход против всякой критики те, которых эта критика задевает. Откуда эта повадка? От бюрократизма. Бюрократизм у нас есть, и жестокий. Вытекает он из некультурности, вытекает он из неумелости, из целого ряда исторических и политических причин. Но объяснять не значит оправдывать. Против бюрократизма нужна борьба. Социализм и бюрократизм - смертельные враги. Наша партийная программа ставит одной из величайших задач партии борьбу с бюрократизмом, который мы сами же создаем или допускаем в процессе нашего строительства. Важнейшим рычагом этой борьбы является печать, которая должна снизу доверху сознавать свою миссию, не опускать рук, а в процессе своей работы отвоевывать себе - против всяких консервативных и бюрократических тенденций - право и возможность обличения безобразий, откуда бы они ни исходили, право и возможность мобилизации и воспитания общественного мнения трудящихся в интересах революционной диктатуры и социалистического строительства. Но для этого печать должна тщательно очищать собственное оружие от грязи и ржавчины.
Нельзя забывать, что бюрократизм неизбежно бросает свою тень и на печать. Одним из наиболее отвратительных и злокачественных отражений бюрократизма является прислужничество или молчалинство. Есть этот грешок? Есть, и очень. Да и как не быть? Где есть бюрократизм, там он неизбежно рождает из себя молчалинство. Это почти что закон общественной механики. Молчалинство в чем состоит? Загляните в "Горе от ума". Главный молчалинский принцип: угождать. Кому? "Хозяину, где доведется жить, начальнику, с кем буду я служить, слуге его, который чистит платье, швейцару, дворнику, для избежанья зла, собаке дворника, чтоб ласкова была". Не всякой собаке и не всякому слуге Молчалин хотел угождать, - о, нет! - а только слуге своего начальника. В "чужие" же он готов по первому приказу или намеку зубами вцепиться.
Молчалинский дух, товарищи, у нас есть. Мы иной раз читаем корреспонденцию, что наш-де завод всем заводам завод, а директору равных нет. Проверишь - неправда. Что это такое? Конечно, иногда тут говорит просто наивный дух патриотизма своей колокольни. Но нередко и душок молчалинский. Он есть, есть, - и в разных областях. С ним нужна суровая борьба. Нужно воспитание нашего общественного мнения в духе нетерпимости и презрения к молчалинству во всех его видах и масках. Фамилия Молчалин как будто бы от молчания происходит, но на самом деле Молчалины страшно разговорчивы. Молчалины и речи произносят, и фельетоны пишут, и не только в прозе, но и в стихах. (Аплодисменты.)
СОБЫТИЯ В АНГЛИИ И СССР
Товарищи, сейчас, когда мы с вами беседуем, в Британии идет стачка углекопов. Всеобщую стачку задушили, а стачка углекопов идет. Не исключено, что эта стачка углекопов таит в себе новые революционные возможности. Во всяком случае, борьба углекопов есть борьба мирового рабочего класса, а значит и наша борьба. От всеобщей стачки возврата назад нет. На этом совещании нелишне будет указать на мелкое, как будто, но в высшей степени характерное обстоятельство: значение стачки сказалось между прочим и в том, что она в среде английского рабочего класса вызвала такие явления, как стенгазета, как рабкорство. Стенгазета в Англии! Перед стачкой и в мыслях не было, что через две-три недели там появятся стенгазеты. Всеобщая стачка, - газет нет, необходима связь, - и вот появляется стенгазета.
Генеральную стачку задушили не столько капиталисты, сколько вероломные вожди, - стачка углекопов продолжается, и по-видимому, если не обманывают все показатели, будет напряженной и острой. Англия вступила в эпоху длительных революционных потрясений. Будут, конечно, и перерывы и затишья, но уже покоя, мирного и благоденственного жития "Таймсу" не видать, как своих ушей.
Тот грандиозный подъем, который переживала наша страна в дни английской всеобщей стачки, явился поистине великой демонстрацией теснейшей связи трудящихся масс нашего Союза с жизнью и борьбой английского пролетариата и мирового рабочего класса в целом.
Когда наши рабочие собирали деньги, а профсоюзы посылали их стачечникам, английская буржуазная печать писала, что, дескать, русские поддерживают стачку из патриотизма, чтобы разрушить британское хозяйство. Любопытно, что за несколько недель до стачки британский почти-социалист Бертран Рессель писал: все большевистские суждения и советы насчет революционного развития Англии продиктованы патриотизмом. Русские хотят Англию втянуть в вооруженное восстание, вызвать ее упадок, чтобы тем самым упрочить свое положение.
Эти господа забывают, что в 17 году к нам, в тогдашний Петроград приезжал один из английских почти-социалистов Артур Гендерсон, один из мнимых руководителей и фактических предателей недавней генеральной стачки, и говорил примерно так: большевики - предатели России, они служат германскому империализму, у них в душе нет ни капли здорового национального чувства и патриотизма. Меньшевики, эсеры - вот патриоты, которые поддерживают борьбу за государственную независимость и демократию!
Вот каков был голос официального британского социализма в 17 году, в наиболее острый момент, когда большевистская партия боролась против империалистической войны. А теперь, когда Коминтерн те же самые принципы и методы переносит на английскую почву, отражая объективный ход событий, положение британского хозяйства, рост противоречий, безвыходное положение английского пролетариата в падающем капитализме, - когда все эти обстоятельства переносят методы большевизма на английскую почву, тогда тот же самый Гендерсон - вместе с "Дейли Мейль", с одной стороны, вместе с Ресселем - с другой, - уже не говорит, что большевики - предатели и изменники своей родины. Нет. Он говорит: большевики - это хитрейшие патриоты, они служат национально-великорусской идее, они хотят продолжить политику царизма и подкопаться под могущество старой Британии. Эти господа вертятся, лгут, выворачиваются наизнанку. А мы остаемся теми же. Будут ли господа Гендерсоны называть нас изменниками России или самыми кровожадными русскими патриотами, - нас не прибудет и не убудет. Мы были, остаемся и останемся теми же. Если мы патриоты, то патриоты рабочего класса, в том числе и британского, патриоты международной пролетарской революции. (Бурные аплодисменты.)
"Правда" N 125,
2 июня 1926 г.